СЕРИЯ «МЕЧТЫ О БУДУЩИХ ЦВЕТАХ»

Цветы сегодня — это или грубоватая неоновая вывеска «Цветы 24» недалеко от метро, с жирными пачками роз, осаждаемая в кануны праздников заботливыми покупателями; или же замечательный бабушкин сад с цветником, в котором сожительствуют клумбы рудбекий и вянущих пионов, тюльпаны и нередко неподалёку — бархатцы. В общем, если не задумываться, цветы сегодня — это что-то просто красивое, без особого смысла. 

 

Один мой друг (молодой буржуа и лентяй) не понимает, отчего люди (и женщины в частности) в большинстве своем любят цветы. По его мнению, деревья гораздо красивее, и пользы от них больше. Когда ему приходится дарить цветы любимым людям, он делает это очень нехотя и жалуется потом, как бестолково он потратил деньги. Он думает, что лучше бы подарил им дерево в кадке или лес. Он глуховат к красоте. 

 

Пытаясь убедить его (без успеха) в важности цветка как символа, жеста, изящной европейской традиции, художественного образа и, в конце концов, экономического ресурса, я обратился к источникам. Мне нужно было понять, почему цветы вообще имеют значение.

Язык цветов, то есть тайная семиотика растений, называется по старой традиции «селамом» — на персидский или турецкий манер. Поэт и переводчик Дмитрий Ознобишин в 1830-м году издал книгу «Селам или Язык цветов», дополнив свой перевод немецкого издания Die Blumensprache, oder Bedeutung («Язык цветов, или значения»). 

 

В своем труде литератор сетовал, что русский язык и русская литература страдают от «недостатка в звучных и приятных цвето-названиях, [что] есть главная причина, почему цветы так редко употребляются в стихах у наших поэтов, между тем как у всех просвещенных народов Европы и Азии, они служат богатым рудником пленительных сравнений».

 

После книги Дмитрия Ознобишина недостатка в названиях для цветов уже не было — он их привел более 400. По мнению поэта Антона Дельвига, друга Александра Пушкина, книга была красиво оформлена и могла украсить туалетный столик любой дамы. Они, следуя романтической моде тех времен, любили знак и символ больше, чем простую бессмысленную красоту. 

 

Дарить букеты цветов в России начали не раньше XIX века, причем изначально — следуя европейской традиции закидывать балерин охапками цветов, на как бы античный манер. И вот, две семиотические линии сошлись — цветы стали дарить, чтобы что-то сказать или выразить. Не просто потому что красиво. Но и поэтому тоже.

 

Язык цветов становился со временем проще, горожане мало-помалу забывали, что каждое растение имело свой сокровенный смысл. Лишь вымирающие поэты и романтики изредка вспоминали, что можжевельник когда-то означал полуночный визит друга (тайком, когда звезда блеснет); павлинный ирис — «ты прекрасна; но к чему гордиться»; полосатая гвоздика — «я для тебя потеряна», а пестрая гвоздика — «как я могу забыть тебя». Наконец, что чёрная бузина значила просто — «я твоя». Это старый язык, простой и наивный, язык чувств до открытия психологии человека, и сейчас так уже не говорят.

 

Работы Анны Сладковой не просто балансируют между пустой красотой и глубоким символом — они с помощью эстетического чувства создают новое символическое значение. Техника и цвет просто-напросто приятны глазу, и обращают на себя внимание точностью штриха, лаконичностью цвета, не побоюсь — «филигранностью» композиции и рисунка. Кажется, что цветы вот-вот начнут двигаться, переплетаться, дрожать и извиваться — в общем, делать то, что делают живые цветы, растущие в дикой природе или домашней оранжерее. 

 

Зрителю, не владеющему языком цветов, трудно сказать, почему именно были выбраны люпины, маки или фритиллярия. Мак садовый во времена Дмитрия Ознобишина имел значение — «воспоминания о тебе со мною будут навсегда неразлучны, и в счастии, и в злополучии». Но читается в работах Анны Сладковой «Гнездо. Маки» и просто «Мак» уже новый смысл — эстетического переживания вечной весенней красоты, свернутой в прихотливый клубок и спрятанной до лучших времён и погоды в стекло потайной банки, которую мы можем лишь почувствовать, но не потрогать пальцами. Это же — ощущение излета тёплых дней, сохранившееся в консервированном виде, цвете и композиции, и дошедшее до нас в своём визуальном образе, в виде рисунка.

Мы вольны придавать цветам то значение, которое мы сами можем для них придумать. Новый селам, новый язык цветов провозглашается этой весной, и работы Анны Сладковой позволяют подобрать ключ к несуществующей лингвистической системе, построенной не на четком значении слов и смыслов, но на интуитивном переживании.

 

Эти работы имеют и другой принцип формирования — элементы, декорации жизни, которые на протяжении зимы были укутаны под холщей снега и темноты. 

 

Это напоминающие древнеримские фестоны (архитектурный элемент — гирлянда из цветов, обмотанная лентой) композиции из маков и переплетенные между собой человеческие лица и подсолнухи, увядающие с наступлением зимы и пробуждающиеся с приходом весны. 

 

Это и портреты цветов, напоминающие скорее театральные маски-персонажи. И драматические детали для поэта, схожие с чеховским ружьем — гора клубники, которая должна взорваться в конце лета, бешеная зелень за окном, которую мы заметим случайно, выдохнув посреди лета. И наглядные описания декораций – зелёное море трав и охапки цветов, в которых каждый найдет свой собственный потаённый смысл. 

 

ИВАН ЖУКОВСКИЙ

  • Сайт
  • Магазин